И еще одно вызывает сомнения. Воздвигая фигуры на колонны, Митлянский стремился подчеркнуть в своем построении момент общности. Однако чрезмерная индивидуализация фигур, порой приобретающих оттенок иллюзорности, не лучшим образом соотносится с условным архитектурным объемом. Наличие в работе Митлянского названного нами противоречия, отсутствие декоративных «привязок», структурная неопределенность решения не могут тем не менее заслонить то весьма ценное и интересное, что содержит в себе эта смелая попытка художника. Нельзя не отдать должное самобытности и яркости его фантазии.

Нельзя в этой связи не вспомнить удачную архитектурно-пластическую организацию портретных бюстов выдающихся исторических личностей на постаментах-колоннах в работах, созданных Ю. Ореховым в 1970-е годы. Гармоническая цельность и изысканная простота обобщенно трактованных, полных экспрессии или проникнутых эпической созерцательностью портретов делают внутренне оправданным их вознесение на колонну («А. Пушкин», «Гете», «Паганини», «Гендель», «Петр I»). Весьма показательно, что Орехов, Митлянский и ряд других скульпторов их поколения в 1970-е годы начинают все больше тяготеть к широкой постановке нравственно-философских проблем.

Из сказанного видно, что на протяжении последних двух десятилетий советская скульптура, и прежде всего в работах москвичей, решительно расширяет и обогащает свои возможности. Столь большой интерес к проблемам пластической выразительности уже сам по себе свидетельствует о коренных сдвигах, происшедших в этом виде искусства после ряда лет замедленного развития.

Новое представление о человеке, наделенном чертами аскетизма, критически относящемся к благам жизни, устремленном к действию, которое преимущественно утверждалось в 1960-е годы (в особенности в их первой половине), требовало скупой экспрессивной пластики.